Нет такого общества, нет такой страны и такой эпохи, в которой абсолютно не было бы преступности. Увельский край – часть России, а поэтому и она «не без греха». Проанализировав несколько архивных дел [ОГАЧО Ф. 229 Оп. 1], мы сделали вывод, что, в общем, по району за 1927 – 1929 гг. количество преступлений против отдельных лиц, такие как: тяжкие телесные повреждения, половые, сводничество, а также экономических преступлений за эти два года сократилось. Однако всё ещё самыми распространёнными оставались такие как, хулиганство, хищение леса, превышение власти, преступления против личности.
Давайте на примерах, описанных в протоколах чисток, посмотрим, что было в «преступной моде». Проведём, так сказать, небольшую экскурсию.
Первый «экспонат» и сразу же невероятные «заслуги» перед преступным миром коммунистов. Тов. Попов – председатель правления Увельского РПС /райпотребсоюз/ был обвинён в следующем: «сделал незаконные наценки на товары в сумме 15987 р.», «произвел перерасход по административно – хозяйственным расходам 5057 р.», «не боролся за сохранение социалистической собственности», «имел падеж скота», по его вине был «залеж товаров на базе на 23651 р.» (кроме того, выяснилось, что родственники Попова раскулаченные, его отец служил у белых, а он сам жуткий пьяница!) [Ф. 229 Оп. 1 Д. 121 Л. 113]. Надо же было постараться, заработать такой «послужной список»! Видимо, у Попова М.Ф. был хороший «учитель» в этих нехитрых делах.
Шеломов Вениамин Владимирович разработал целую систему по присвоению себе денег и продуктов из столовой, в которой он работал: «систематически бра в кассе столовой деньги под росписку без разрешения бухгалтера, на деньги покупал продукты для столовой, по пре”явлению счетов в кассу его расписки в получении денег уничтожались, покупаемые продукты не приходовались. Вырученные деньги за обеды кассой приходовались через 5 – 10 дней, в результате было 2 кассы у кассира Гоголева и Шеломова». При ревизии была «обнаружена недостача денег в сумме 3351 р. 58 к.» и подделанные документы на её покрытие, «недостача хлеба в количестве 1203 кгр.» [Ф. 229 Оп. 1 Д. 122 Л. 469 – 470]. К тому времени, как Шеломова уволили из столовой и исключили из партии, в месте, где он работал, не осталось даже ложек и посуды. Всё растащили! Что ж, не будем задерживаться на одних «экспонатах», пройдём к следующим.
Ткач Иван Кондратьевич – член партии с 1927 г., до 1933 года был заместителем директора Уралзернотреста по рабочему снабжению, и, судя по всему, весьма «добросовестно» выполнял свои обязанности, благодаря чему, оказался в нашем «музее». Его «заслуги» перед обществом партия определила следующие: «бездушное чиновничье отношение к нуждам рабочих», «игнорирование рабочего комитета», «непроведение решительной борьбы по доставке горючего в период посевной», «отсутствие борьбы по ликвидации задолжности зарплаты рабочим», а также «проявленное примиренческое отношение к классовому врагу засевшему в счетный отдел», и дискредитация политотдела [Ф. 229 Оп. 1 Д. 122 л. 486 – 489].
Теперь, пожалуйста, проследуйте за нами в «зал малых заслуг». Конечно, представленные в нём люди, по сравнению с предыдущими, просто любители, а их преступления – «детские шалости». Но, как говорится, мал золотник да дорог. Дорогими, правда, в итоге оказываются плоды таких «золотников». Дьяконенко был исключён из партии за ненадлежащее выполнение своих обязанностей (с 1929 г. по 1933 г. он работал «плотником, зав. столовой /выдвиженец/, председателем рабочкома стройконторы, табельщиком, секретарем ячейки культорганизатором, управляющим по пронаводству» – просто Золушка какая-то!): «неправильное начисление зарплаты в совхозе», «подпись актов о простое тракторов авансом». Однако, Дьяконенко подал на апелляцию, и был восстановлен [Ф. 229 Оп. 1 Д. 121 Л. м12]. Бычков Михаил Григорьевич был приговорён к 1 году принудительных работ за «самовольную возку дров частникам на колхозных лошадях» [Ф. 229 Оп. 1 Д. 123 Л. 138]. Видимо, в представлении партии, помощь другим, хоть и на колхозных лошадях – преступление. Токарев И.Е. исключался из партии дважды: за взятку и «самовольный уход в отпуск», но всякий раз был принят обратно (похоже, что для партии такие кадры – на вес золота!) [Ф. 229 Оп. 1 Д. 122 Л. 47].
А здесь у нас, обратите внимание, что называется два в одном: «Когда работал там, то был один пожарник, который полученный талон на костюм продал и деньги израсходовал на махорку. Я донес, он за это мне мстил и подложил мне банку с краской, меня заподозрили как вора и за это сняли» [Ф. 229 Оп. 1 Д. 130 Л. 26 – 28]. «За время моей работы сторожихлй Рабочкома я – знаю, что на имя пред. Рабочкома ГУЩИНА было получено письмо, в котором его товарищи из Москвы просил снят его – с учета, так как при выезде из зерносовхоза он не был снят». Головина добавила: «Будучи письмоносцом я знаю содержание письма о котором говорила Силина, в нем товарищ ГУЩИНА просил, ему в Москву выслать паспорт» [Ф. 229 Оп. 1 Д. 122 Л. 431]. В этом деле ещё не ясно, кто преступник: тот, кому письмо было прислано (но при этом, просьба, изложенная в нём, не была выполнена!) или тот, кто читает письма, адресованные другим лицам. Учитывая, что в итоге, Гущина исключили из партии, «как буржуазного перерожденца и шкурника», ответ очевиден (по крайней мере, с точки зрения ВКП(б)) [Ф. 229 Оп. 1 Д. 122 Л. 431].
На этом наша экскурсия по «местам боевой славы» некоторых коммунистов Увельского района окончена.
Как видим, коммунисты были такими же людьми, как и беспартийные, с теми же запросами, стремлениями, интересами. Но на них было возложено тяжёлое бремя власти, и некоторые под ним прогибались, забывая, для чего оно было им вручено. Вывод наш неутешителен: чем большей властью человек обладал, тем всё чаще он использовал её в своих корыстных целях. А как же быть простым селянам? Может тоже идти во власть?